Отрывок из еще не опубликованной повести "Меня никогда не существовало"...
Я сидел возле окна на кухне и наблюдал за идущими в разные стороны людьми, за покачивающейся ивой, на которой повисла нитями бурая листва. За потрескавшимся асфальтом, за тропинками, вытоптанными на газонах с жухлой октябрьской травой, за окнами домов и пролетающими птицами на фоне бесцветного неба. Все как будто существовало само по себе, и было равнодушным друг к другу, а тем более ко мне.
Я перевел взгляд на кухню, и вся она показалась мне совершенно незнакомой, будто я находился здесь впервые, хотя я прожил в этой квартире почти всю жизнь. Моим глазам предстало нагромождение странных предметов, словно в динамике возникающих передо мной: магниты с узорами и названиями иностранных городов на холодильнике; засохший почерневший жир на плите, вокруг конфорок; выцветшая надпись на мутном стекле духовки; маленькая уютная ячейка между кухонным пеналом и раковиной; ровные детализированные обои; коробок спичек на углу буфета; газеты на подоконнике, грязные батареи. Я просто не замечал эти вещи, по сути никогда на них не смотрел, как они расположены здесь, рядом друг с другом. Но теперь они надвинулись на меня, и я действительно их увидел. Они существовали в полной самобытности. Не только в моем восприятии, они на самом деле есть – этот внешний предметный мир. И существуют независимо от меня, тем более они не созданы лишь для того, чтобы быть мною воспринятыми, поскольку находятся здесь всегда. Стоят, лежат в темноте, в пустой кухне годами, а не только когда я сюда прихожу. Некоторые вещи в этой кухне были задолго до того, как я родился. Как я появился в этом мире. И похоже, все эти предметы продолжат существовать после того, как я исчезну. И будут обособленно стоять, холодные и безучастные, словно я никогда и не жил.
Я вспомнил, что однажды в детстве меня постигло это необычайное ощущение, когда бытовая реальность вокруг внезапно кажется совершенно новой. Перед глазами возникла смутная картинка – моя комната, странно висящий выключатель света, мамина швейная машинка возле двери на балкон, сумбурные чувства. Разумеется, тогда я не подумал о внешней предметной реальности. Чувство смутило меня, но оно было настолько далеко от какой-либо вербализации, что я не сумел его удержать, и оно рассеялось. Возможно, еще несколько раз в жизни меня посещали подобные ощущения.
Вдруг я подумал, что обычно, когда приходишь куда-то впервые – место это предстает в одном обличии, а потом, когда ходишь туда часто – оно воспринимается иначе. Например, когда приходишь на новое место работы. В первый день (или даже несколько дней) оно навязчиво четкое и запоминается отрывочными образами определенного, но сложно идентифицируемого сознанием, накала и настроения. Потом, если ты ходишь в это место уже много времени, за ним закрепляется конкретный формат восприятия его и находящихся внутри предметов. И если, уже находясь на опушке этого сформированного клубка, вспомнить образы первого дня, то покажется, что данное место было совсем другим, и лишь потом стало таким, как сейчас.
Такая трансформация ощущений происходит по отношению к любому месту – когда впервые приходишь в гости к другу и потом захаживаешь к нему часто, когда посещаешь новый бар и потом периодически туда наведываешься. Первое впечатление – яркий, странный незнакомец, последующие – нечто затертое, но родное.
Потому что со временем наше восприятие внешней действительности притупляется, если все здесь уже знакомо. Мы надеваем смягчающие фильтры привычки, в которых, как в воздушной подушке, тонет вся острота и четкость бытовой реальности. Похоже, в этом и заключается родство с предметами, когда мы насыщаем их своими ассоциациями, ощущениями, после чего по сути не смотрим на них в упор. Предметы становятся связанными с некими ситуациями, образами, настроениями и уже кажется, что они сами в себе несут определенные чувства, хотя на самом деле – это лишь кусочки внешнего мира, существующие каждый по отдельности. Создается иллюзорное впечатление, что вещи откликаются на нас, но в действительности откликается только намотанная на них обертка нашего я, а предметы остаются тем же, чем были изначально – ничем большим, чем они есть без контакта с нами.
И вот когда вещи неожиданно предстают в своем истинном обличии, хотя еще секунду назад они были обмотаны марлей твоего внутреннего мира – это значит, что спали смягчающие фильтры привычки, и обертка эта облетела, как шелуха, как отмершая кожа. Думаю, это происходит, когда мы сами вдруг изменились. Возможно, осознание в себе перемен бывает прямым, а бывает косвенным и это как раз косвенное. Что-то с нас самих облетает, как отмершая кожа, и этот вихрь задевает все вокруг, что мы наделили частью себя, ураганом срывает черепицу, обнажая минималистичную суть вещей, и они снова становятся незнакомыми. Этот путь к предметам на самом деле ведет к самому себе – неизвестному, новому. Ведь в них ничего не поменялось, они могут лишь терять форму, но только ты способен стать другим. Не в ту секунду, когда осознаешь, перемены зреют долго, как плоды на дереве, просто важен сам момент, когда они спелые, готовые излить сок, срываются с ветки и падают на мягкую податливую почву твоей души.
Но все же на каком глубоком уровне происходят эти перемены, если их появление возвещают такие косвенные методы, как отражение себя в предметах. Так же, как лишь в зеркале ты можешь увидеть, что похудел или зарос. Но чего тогда стоит человеческая душа, если она способна принять множество изменений? Ведь многие из них незаметны. Что остается от ее первоначального состояния? А может, то, что мы называем душой – это просто какой-то комплекс, постепенно видоизменяющийся. Комплекс событий и впечатлений, которые вливаются в нас, как в пустой сосуд, и смешиваются там с генетическими предрасположенностями. Значит, при первом вздохе в нас нет ничего, кроме них, а душа – это то, что формируется на протяжении жизни. Она и есть наша жизнь, и является результатом ее особенностей и малейших деталей. Следовательно, когда умирает человек, умирает и душа.
Ссылки на другие произведения автора:
Иннокентий
Добавить комментарий