Дмитрий Федюшин
Глаза Вселенной.
Паранойя. Мания преследования. Есть еще несколько терминов, которыми характеризуют эту болезнь. Я бы не сказал, что так уж сильно ей подвержен. Бывают люди, которые настолько от нее страдают, что им требуется помощь психиатра. Я был не из таких и вполне понимал, что страха в мире больше, чем его причин. И все же подобные мысли приходили мне в голову достаточно часто, и порой были такими яркими, что их так просто не вытравишь. Чаще всего они посещали меня вечерами, когда я поздно возвращался домой после очередной попойки или просто гульки на улице. И что самое интересное - иногда мои опасения оправдывались. Нет, на меня никто не выскакивал с ножом из-за угла. Но, как-то раз, после вечера с навязчивой идеей о слежке, на следующее утро я обнаружил под парадным огромную лужу крови. Засохшую и скукоженную. На тот момент дворник уже успел присыпать ее песком.
А в другой раз кровь я не видел, но зато друзья сказали, что весь день наш массив патрулировали менты. И не просто так, а кого-то искали. В тот же вечер какой-то странный мужик предлагал соседу купить пистолет. Но все это я узнал позже, а предчувствовал что-то неладное именно, когда это происходило.
Были и другие ситуации, но не такие явные. Так что я могу справедливо заявить, что обладаю развитой интуицией, какой часто хвастают женщины бальзаковского возраста, при этом имея лишь циничный жизненный опыт, а не интуицию. Вот и сегодня это предчувствие подсказывало мне, что что-то не ладно.
Была холодная зимняя ночь и под ногами у меня хрустел сухой снег. В бездонной ночной тишине этот хруст казался почти оглушительным и обычно он мне нравился, но сейчас я не обращал на него внимания. Снег, как всегда, выпал только в январе, так что почти половину зимы погоду трудно было назвать соответствующей календарю. Но вот ударили крещенские морозы и сегодня я слышал по прогнозу, что температура к вечеру опуститься до -20.
Теперь я им верил. Это был один из таких зимних вечеров, когда мороз настолько суровый, что сопли в носу замерзают. Но ветра не было и на небе ни одного облачка. Чистое небо зимой - особенная редкость и я всегда эту красоту ценил. Жадно пялился на звезды, да так, что порой спотыкался. Но все равно продолжал задирать голову и восхищаться будоражащей своей необъятностью, картиной.
Однако сейчас меня посещали другие ощущения. Из-за охватившего беспокойства, будто за мной кто-то следит, я спешил поскорее домой. Но разок я все же взглянул на небо. Ледяные звезды бесстрастно взирали на меня из бесконечного мрака космоса. Теперь я не увидел в них ничего прекрасного. Они были такими же и на привычных местах, ничего в них не поменялось. Но сейчас звезды действовали на меня отталкивающе. От этих льдинок на черном полотне становилось еще холоднее, будто из них струился этот мороз, сковавший природу. Следующая мысль была еще более абсурдной. Мне показалось, что тысячеглазая пучина космоса тоже следит за мной, словно за ней скрываются какие-то неведомые высшие создания, которые напоминают мне, что их место там, а мое дело - бесцельно ползать по поверхности.
Снег скрипел все громче, потому что я ускорял шаг. Теперь этот звук давил мне на уши. Вдруг под балконом первого этажа, мимо которого я проходил, зашевелилась какая-то тень. Может мне это и показалось, но сердце аж укололо. Несмотря на мороз, я стянул перчатки и, расстегнув куртку, достал из внутреннего кармана складной ножик. Судорожно открыв его, я шел дальше, не упуская из поля зрения место, где увидел тень. Когда был уже далеко, я отвернулся и продолжал оглядываться, ожидая нападения с любой стороны и держа оружие наготове.
Лезвие было маленьким, короче ширины ладони. Но хоть какая-то защита. Я часто доставал этот нож в подобных ситуациях и он не раз уберегал меня от опасности. И не только надуманной, но и явной.
Я был почти под своим домом и пока, на моем пути, не встретилось ни одной живой души. А это больше всего пугало. Мне всегда становилось спокойней, когда мимо проходил хотя бы один человек. Пусть даже какой-то алкаш или неприятный тип. Логикой я понимал, что от них может исходить большая опасность, чем от моих призрачных страхов. А даже, если мои страхи были правдой и мне суждено погибнуть от руки маньяка, то эти прохожие не вступятся за меня, а бросятся на утек, если он решит убить меня прямо здесь. Тем не менее, из подсознания у меня шло успокоение, когда я видел людей.
Однако вокруг не было никого и в голову, как обычно, полезли воспоминания из фильмов ужасов. Перед глазами потоком воссоздались смазанные картины, что обычно происходит с персонажами в подобных ситуациях.
"Этого еще не хватало", - отдернул я себя, пытаясь прогнать из головы страшные зрелища. - "И зачем я только их смотрел?!"
Да, похожим вопросом часто задаются в таком положении, но он редко приходит в голову, когда все хорошо.
Прогнав воспоминания из ужастиков, я не избавился от страха, поскольку на смену им пришли странные мысли.
Каждый день на планете умирают тысячи людей. Кто-то своей смертью, а кто-то погибает при трагических обстоятельствах. И я уверен, что каждый день хотя бы сотня человек на Земле становятся жертвой жестокости других людей. И почему же сегодня одним из этих несчастных не могу быть я? Ведь это вполне возможно, каждый день кто-то так умирает, а я уже прожил семнадцать лет.
"Хватит!" - приказал я себе.
Но было уже поздно, родившаяся мысль разрослась, как сорняк.
Я был недалеко от своего подъезда. Походка быстрая, нож наготове, нервы напряглись. И вдруг я увидел человека. Он неспешно шел мне навстречу от другого края дома и до него было не меньше метров пятидесяти. Я вздохнул с облегчением и опустил нож, чтобы не испугать прохожего. Но вдруг насторожился и застыл.
На нем был просторный черный балахон, полы которого доходили почти до щиколоток. Такие носили монахи в средние века. Большой капюшон был надвинут на лицо так, что его было не разглядеть в такой темноте и с близкого расстояния. Загадочный незнакомец еще несколько секунд продолжал движение, а после и сам замер. Он увидел меня и это, почему-то, заставило его остановиться. Дистанция была не близкой, но я был уверен, что он смотрит именно на меня.
Меня пробрал озноб. Конечно, можно было отмахнуться и с улыбкой подумать, что это какой-то придурок с маскарада прется. А может, один из тех "толкинистов" или "ролевиков" - как они там себя называют. В общем, те ребята, что облачаются в старинные наряды и лупят друг друга самодельными мечами. Но тогда мне такое и в голову не пришло.
Неожиданно человек в балахоне сорвался с места и побежал на меня. Я в панике кинулся к двери подъезда. Слава богу, ключи я приготовил заранее и не тратил время на то, чтобы достать их из кармана. Лихорадочно приложив магнитный ключ к домофону, я распахнул тяжелую металлическую дверь. Заскочив внутрь, я потянул на себя дверь, чтобы поскорее закрыть ее, но доводчик сдерживал мой напор. Человек в рясе бежал быстро и за считанные секунды был уже близко. Еще мгновение и он настигнет меня! Паника захлестнула меня с головой. В отчаянии я заорал и, приложив все силы, захлопнул дверь перед носом незнакомца. Металлический лязг гулом разнесся по всему дому и, наверняка, все жители первых этажей его услышали. Но это отнюдь не значило, что кто-то вышел мне помочь или хотя бы выглянул узнать, что случилось. Если любопытные и были, то они прикипели к глазкам.
Я мчался вверх по лестнице, перепрыгивая через одну-две ступеньки. Спотыкался, падал. Сбил себе колено, ударил руку и вывихнул лодыжку, но не замедлил безумное восхождение. Вдогонку я слышал, как этот сумасшедший барабанит в дверь парадного. Грохот, опять-таки, разлетался по всему дому.
Я жил на девятом этаже и крайне редко отказывался от услуг лифта. А так быстро я вообще никогда не добирался домой. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, я задыхался от усталости и паники.
Я не слышал, чтобы металлическая дверь поддалась ударам незнакомца, но зато, будучи почти на девятом, я услышал дробь быстрых шагов. Кто-то бежал вверх по лестнице со скоростью не меньше моей, притом нашел свой старт с этажа четвертого-пятого. И я был уверен, что это мой преследователь. Но как он попал внутрь? А тем более, как оказался сразу на четвертом или на пятом этаже?
Чуть снова не упав, я побежал еще быстрее. Кровь молотком стучала в висках. Вбежав на девятый, я выставил перед собой ключ и сразу попал в замочную скважину. Замок заедал. Я стонал, кричал, матерился и постоянно поглядывал через плечо, пока пытался провернуть ключ. Все же я справился с дверью и забежал в квартиру. Шаги быстро нагоняли и, когда я захлопывал дверь, мне показалось, что черный силуэт мелькнул среди теней лестничной клетки.
Я заперся изнутри, но продолжал держаться за дверную ручку, будто боялся, что незнакомец может войти. Но за ручку никто не дергал. Я посмотрел в глазок и никого не увидел в закругленном ландшафте лестничной площадки. Шаги стихли.
- Сынок, что с тобой?
Я аж подскочил и обернулся. На меня смотрели удивленные глаза матери.
- Эй, ты чего? Рома, ты в порядке вообще?
Я тяжело дышал. Лицо было потным, а в глазах застыл страх. Оглушительное сердцебиение никак не унималось.
- За мной кто-то гнался, - сказал я дрожащим голосом.
Я повернулся к глазку и снова никого не обнаружил. Слегка испуганная мать отодвинула меня от двери и сама выглянула в глазок. На лестнице не было ни одной живой души. Она как-то странно посмотрела на меня, будто сомневаясь, что я говорю правду. И еще со страхом перед тем, если я прав.
- Там никого нет.
- Он бежал за мной еще с улицы! - Я сорвался на крик. - И забежал на наш этаж. Наверно, заныкался где-то.
Я прилип к глазку.
- Ладно, хватит. Пошли, - сказала мать.
Она повлекла меня в прихожую и закрыла внутреннюю дверь. Меня все еще трясло и я сильно вспотел. Тут она снова открыла ее и еще раз выглянула в глазок.
- Что там? - встрепенулся я.
- Ничего, просто решила проверить, - ответила мать, затворяя старую советскую дверь, что стояла перед бронированной. - Чего стал? Раздевайся.
Я послушно принялся исполнять сказанное, но движения были заторможены. Перед глазами стоял образ таинственного инкогнито и дрожь не утихала.
Мать с минуту постояла, внимательно меня изучая, пытаясь понять по моему поведению, что к чему. Затем задумчивая ушла на кухню и вернулась к своим делам.
Не успел я до конца раздеться, как прозвучал звонок в дверь. По всей квартире разнеслось мерзкое пиликанье. Я остолбенел, звук уколол в сердце. После медленно подошел к двери, тихонько открыл внутреннюю и посмотрел в глазок. Никого. Тусклый свет лампочки подчеркивал мрачную пустоту лестничной клетки.
- Ну что ты опять лезешь к этой двери? - громогласно поинтересовалась мать увидев меня из кухни.
Я вздрогнул и обернулся.
- Тише! - прикрикнул на нее я и, понизив голос, добавил: - Он же где-то здесь!
- Та он уже давным-давно умчался, если и был здесь на самом деле, - отмахнулась мать.
- Куда умчался, если он только что звонил в дверь?!
- Что? Кто звонил? - удивилась мать. - Никто в дверь не звонил.
- Как не звонил?! - опешил я. - Да только что, блядь, был звонок в дверь!
У меня изо рта аж брызнули слюни.
- Так, ану хватит материться! Я тебе говорю, не слышала я никакого звонка!
- Но как это ты могла не услышать?!
Я был в шоке. Настолько, что на некоторое время меня даже перестал интересовать человек в балахоне, который, возможно, находился по ту сторону двери.
- Не знаю, но я действительно не слышала. Так что, если за дверью никого нет, то, будь добр, закрой внутреннюю, - сказала мать.
Я повернулся к глазку и, как обычно никого не обнаружив, медленно затворил дверь. Меня переполняла злоба, смешанная со страхом и недоумением.
Не прошло и минуты, как раздался оглушительный стук. Кто-то гатил кулаками по мягкой обивке двери, а порой и пускал в ход ноги.
У меня внутри все похолодело, но я снова кинулся к двери. Минимальное ощущение безопасности мне внушило знание, что входная бронированная и этому козлу ни за что ее не выбить!
- Ну что, это ты тоже не слышала? - обратился я к маме, распахивая внутреннюю дверь.
Я уже не боялся кричать. Не боялся быть услышанным ни этим незнакомцем, ни, тем более, соседями.
- Что не слышала?
У матери опять был удивленный и, даже, возмущенный голос. Но смысл ее последних слов до меня так и не дошел, поскольку я оцепенел и восприятие застопорилось.
Перед глазком стоял человек в черной рясе. Он не шевелился. Словно ангел смерти, пришедший забрать мою душу. От него исходило молчаливое напряжение. Капюшон был сильно надвинут на глаза, но, все же, в парадном было достаточно света, чтобы нижняя часть лица была видна. Однако под капюшоном не было ничего, кроме черноты.
Вдруг он зашевелился, словно ожила древняя статуя. Незнакомец поднял руку на уровне груди, что-то мне показывая. Это что-то отливало стальным блеском и я осознал, что со мной больше нет ножа. Очевидно, я потерял его возле подьезда, когда поспешно закрывал дверь, а этот ублюдок подобрал его. Он стал описывать ножом в воздухе незамысловатые фигуры. Меня прошиб холодный пот, но я не сдвинулся с места.
Внезапно он замахнулся и ударил ножом в глазок. Я отпрыгнул, спасаясь от лезвия, метившего прямо мне в глаз, и инстинктивно защитился рукой. Вскрикнув от неожиданности, я увидел, что нож прошел насквозь и застрял в двери. А потом осознал, что осколки глазка все-таки достали меня. Они ранили лицо возле глаза и правую ладонь. Похоже, что стекло осталось в ранах, которые мгновенно стали кровоточить. Острая боль обожгла все лицо и пронзила ладонь. Я заорал, схватившись за щеку одной рукой, а раненую прижимая к груди. После стал пятиться и наткнулся на мать. Снова вскрикнув, я отскочил в сторону. Она подлетела ко мне, схватила за плечи и в ужасе пролепетала:
- Рома, что случилось?
- А ты что сама не видишь? – Заорал я на грани слез.
Она начала трясти меня.
- Эй, успокойся! Да что с тобой такое?
Ее недоумению не было предела, она явно видела иную картину. Мать взглянула на дверь, но для нее это не прояснило ситуации.
- Что со мной такое?
Я уже не хотел плакать и, даже, забыл про незнакомца. Страх отступил. Все мои чувства поглотило яростное возмущение. Даже в такой критической ситуации вечно не понимающая мать отказывалась воспринимать мою реальность. Она, как всегда, была словно из другого мира.
- Что со мной такое? - повторил я в истерике. - Вот посмотри!
Я предъявил ей раненую ладонь, но тут же застыл. Она только что кровоточила, а теперь была абсолютно чистой. Ни царапины. Я потрогал щеку, но на ней крови тоже не обнаружил. Сразу ко мне дошло, что и боль я перестал ощущать. Бросил взгляд на дверь, глазок был на месте. Я побледнел и ноги у меня подкосились. Увидев мое состояние, мать придержала меня за плечи и, как только краска вернулась к лицу, спросила:
- Ну... Рома... Может ты мне объяснишь, что все это значит?
Я молчал. Что это было? Галлюцинация?
- Эй! Что с тобой происходит? - допытывалась мать.
Я не знал. А если бы и знал, то не смог бы сразу ответить, поскольку у меня отняло дар речи. Мозг стопорился и не хотел думать. Сознание поставило защиту против выводов, которые впоследствии придется сделать.
Мама отошла к двери, для проверки посмотрела в глазок и, конечно же никого не увидев, закрыла внутреннюю. Уже во второй раз за очень краткий срок. Все это, вместе с моим неадекватным поведением и отсутствием видимых причин на него, начало ее раздражать. Мать обернулась ко мне.
- Я не понимаю тебя. Что ты увидел?
- Не знаю, - ответил я, уставившись в пустоту.
Я не мог пошевелиться.
- Ты что, опять пил с друзьями? - неожиданно спросила она, не сводя с меня глаз.
- Нет, - ответил я и в трансе покачал головой.
Такой вопрос был вполне логичным, поскольку за свои семнадцать лет жизни я не раз приходил домой пьяный. И она не могла с этим совладать. Мать не раз говорила, что мне не хватает отцовской руки. Так, наверное, говорят все матери-одиночки. Но вот тут-то и проблема, потому что отца у меня не было с детства. Был только дед, но он являл собой не удачный пример, поскольку сам любил забухать и не учувствовал в моем воспитании с лет пяти.
Мать продолжала на меня смотреть, а я опустил голову и изучал линолеум прихожей все тем же отсутствующим взглядом.
"Она, наверно, подумала, что меня белка схватила." - Эта мысль промелькнула в моем затуманенном сознании, но не вызвала реакции.
- Ладно, - наконец сказала мать.
Медленно обернувшись, она направилась на кухню.
- Ты кушать будешь? - бросила она через плечо.
Как же быстро она вернулась к бытовым делам. Прочь все странности из моего дома. Прочь все чудеса. Прочь. Потому что мне надо готовить кушать.
- Нет, - ответил я, а после, чуть помедлив, добавил: - Я спать пойду.
Пребывая в том же гипнотическом состоянии и, даже не удосужившись помыть руки, я зашел в комнату. Я разделся, увидел засохшую кровь на колене, которое я разбил на лестнице, но даже это не подвигло меня пойти к умывальнику. Я лег на кровать и потушил свет. Надо мной сомкнулась темнота. Я застрял в липкой паутине страха и пока не видел никаких возможностей выпутаться из нее.
Кто был этот человек? Почему он гнался за мной? Действительно ли он стоял перед дверью и замахивался ножом? Или тот факт, что он был в парадном мне привиделся? Где заканчивается реальность и начинается мое воображение? А может, это все, от начала до конца, было не реальным? В таком случае - не сошел ли я с ума?
Все эти вопросы роились в мое голове бесформенными отрывками, выскакивая и исчезая, оставляя меня в замешательстве. Я не мог составить схемы, не мог привести в порядок свой мыслительный поток и выстроить логическую цепочку. Я не знал ответа ни на один из этих вопросов. А еще, впервые в жизни, я так серьезно засомневался в своем психическом здоровье.
Я лежал на боку, лицом к стене, когда услышал в комнате едва уловимый шорох. Похоже на шуршание одежды о тканевую обивку мягкого уголка, который стоял у нас неправильным образом: посреди комнаты спинкой к кровати. Я прислушался. Шорох повторился, теперь более продолжительный. Раздался скрип дерева, будто кто-то умащивался на уголке. Страх подобрался к горлу. Меня словно приварили к кровати. Я не мог себя заставить перевернуться на спину и взглянуть туда, от куда доносились звуки. Появилось неискоренимое подозрение, что там будет сидеть мой преследователь.
Ткань зашуршала вновь, диван заскрипел. Не давая времени на размышления и проделав над собой усилие, я обернулся. Сердце сжало ледяными тисками, потому что на мягком уголке сидел именно он. Как я и предполагал. Хотя это было невозможно, но
реальность демонстрировала обратное. Человек в балахоне сидел ко мне спиной и его почти не было видно за спинкой дивана. Только от плеч и выше, но одеяние сразу выдавало своего обладателя. Человек не шевелился.
А человек ли он? Я сомневался после происшествий с ножом в глазке. И с такими сомнениями выступала часть моего сознания, которая заступалась за мое "я" и отказывалась верить в собственное психическое нездоровье.
В панике я вскочил с кровати и, с криком перепрыгнув через подушку, босой побежал на кухню. Одевать тапочки я не стал, поскольку они стояли у подножия кровати, а в таком случае мне пришлось бы пройти возле незнакомца.
Я влетел на кухню.
- Мам, мам, он там!
Я сейчас напоминал маленького мальчика, который, спрятавшись под юбку матери, заявляет, что у него под кроватью монстр. Под кроватью его не было, но все таки монстр находился в комнате.
Я пролепетал что-то невразумительное. Запнулся. Издал звуки, отдаленно напоминающие слова, но после собрался и выпалил:
- Этот человек там! Тот, что бежал за мной... Он сидит в моей комнате на диване.
Сперва, на лице матери читалась недоверчивость, вперемешку с изумлением. Но потом, когда она вгляделась в мои жутко испуганные и безумные глаза, ей самой начал передаваться мой страх. Вряд ли она мне поверила, но перепугалась так точно. Ложка, которой она мешала суп в кастрюле, бесцельно застыла в воздухе.
Руки у меня тряслись.
- Он там, мама! - завопил я. - Почему же ты ничего не сделаешь?!
- Успокойся, Рома, - оторопело сказала она. Глаза ее тоже округлились.
Вдруг я осознал, что стою спиной к двери кухни и непрошенный гость может настигнуть меня сзади. Я так резко отскочил в сторону, что мать отшатнулась. И стал спиной к буфету, так, чтобы дверь была в моем поле зрения.
- Послушай! - продолжал я. - Вызывай ментов! Он там!
У меня была истерика. И, может быть, благодаря моему усугубляющемуся состоянию, мать сумела прийти в себя. По принципу тяги к противоположности, если так это можно назвать. То есть, когда один человек плачет или психует, тот, что находится рядом, обретает силы для хладнокровия и крепости духа. И что самое интересное - в кратчайшие сроки они могут подменятся ролями.
Мать неожиданно бросилась ко мне и схватила за плечи. Обрела силы и переменилась она мгновенно, словно кто-то включил рубильник.
- Успокойся! - приказала она. - Никого мы вызывать не будем! Пошли лучше посмотрим.
- Нет! Зачем? Закроемся здесь и вызовем ментов!
Мать поняла, что я буду стоять на своем и, отпустив меня, направилась к выходу из кухни. Конечно, она мне не поверила.
- Постой! - окликнул я, понизив голос.
Будто наши предыдущие вопли незнакомец услышать не мог, но, только сейчас, до меня дошло, что лучше соблюдать тишину.
Я схватил со стола кухонный нож.
- Возьми! - протянул его ей.
Мать, обернувшись в проходе, с удивлением и, даже, толикой презрительности взглянула на длинное лезвие.
- Я не боюсь, - сказала она громогласно. - Чего мне боятся в собственном доме.
Складывалось впечатление, что она огласила это во всеуслышание, чтобы, если в комнате действительно кто-то есть, этот кто-то сразу же принял отступательные меры, поскольку понял, с кем имеет дело. А еще, чтобы придать себе уверенности. Чтобы отогнать нотку тревоги и страха, обволакивающих ее по мере приближения к комнате, и избавиться от пульсирующей мысли: "А что, если я прав?".
Я следовал за ней, опять-таки, как маленький мальчик, прячущийся за спину мамы, и ступал бесшумно. Правой рукой я так крепко сжимал рукоятку ножа, что аж костяшки побелели. И держал его наготове, чтобы, в случае чего, атаковать незваного гостя. Правда, несмотря на то, что я был вооружен, мне и в голову не пришло выйти наперед. Страх баррикадировал здравое мышление.
Подойдя к комнате, мать распахнула дверь, слегка опасаясь того, что может ждать за ней. После ринулась к выключателю, не давая ни секунды воображению, которое могло взять верх над разумом, и зажгла свет. Комнату залило яркое желтоватое свечение двух ламп, вкрученных в пыльную, старую люстру. В комнате не было никого.
На мгновение наступило облегчение, но затем последовала мысль:
"А что, если он спрятался где-то?"
Прямо как в детских страшилках - было второй моей мыслью. Но теперь они были такими близкими, такими осязаемо жуткими.
Я зашел в комнату, угрожающе выставив перед собой нож. Напряженный взгляд детально изучал помещение, сердце бешено колотилось. И только, когда я осмотрел всю комнату: заглянул за шторы и даже под кровать, будто проверяя - всех ли монстров прогнала мама, я поднял глаза на нее.
В ее лице отражалась недоверчивость и злоба.
- Здесь никого нет. Кого ты ищешь? - спросила она.
- Послушай, он был здесь.
Голос мой прозвучал неестественно пискляво. Это был голос мальчишки не старше лет девяти. Я ясно ощутил свою беспомощность, липкую безнадегу. Она подобралась к горлу и начала сдавливать гортань.
- Я не понимаю, за кем ты гоняешься? За призраками?!
Мать развела руками в гневном недоумении, затем развернулась и вышла из комнаты.
Я продолжал сидеть на одном колене возле кровати с ножом в руке и опустил голову.
Сейчас, при ярком свете, мысль о том, что незнакомец мог быть здесь, казалась странной. Даже невероятной. Может это мне привиделось? Также как и случай с глазком. А может, все это, от начала до конца, было плодом моего воображения?
Я согнулся у подножия кровати, прямо на своих тапках, которые оставались здесь. Внутренности сжимало и выворачивало от изнеможения в неопределенности. Потом я поднялся и бессознательно двинулся на кухню.
Войдя, я опустился на стул. Мать лишь покосилась на меня и продолжила колдовать над плитой. Вместо лица была каменная маска недовольства. В такие моменты ее нижняя челюсть, и без того выпиравшая, выдавалась еще больше. Она явно не хотела разговаривать.
Я тоже молчал. Пока в голове не рождалось ни одной связанной мыли, которую я мог бы озвучить. Наконец я выдавил:
- Послушай, я не знаю, что со мной происходит.
Я говорил низко, почти шептал. Почему-то голосовые связки не могли выдать более высокие частоты.
- Я его видел, действительно видел. Вот только... Вот только... - Я запнулся. - Теперь я не знаю... Может это мне показалось.
Такое откровение далось мне с трудом, поскольку, даже в мыслях, я боялся в этом открыто признаться.
Мать обернулась ко мне.
- Скажи мне честно. Ты пил сегодня?
Ее глаза были прищурены и настойчиво меня изучали. Я поднял голову и встретился с ними.
- Мам, я выпил только одну бутылку пива. - Твердо ответил я. - Но этого мало, ты же знаешь. Мало, чтобы ловить такие галюны.
Во мне нарастало возмущение и я уже не говорил тихо.
- А ты наркотики случайно не пробовал? - вдруг осведомилась мать.
Глаза-щелочки буравили меня взглядом.
- Как всегда одно и тоже, - фыркнул я. - Да какие наркотики?! Не пробовал я их! Сколько можно спрашивать?!
- Мало ли, вдруг ты уже докатился и до этого?!
- Ни до чего я не докатился! Ты уже достала!
Как же быстро мой шепот перешел на крик и как незаметно откровения о странностях переросли в стандартную бытовую ссору. В такие моменты кажется, что в семьях, которые живут под одной крышей, никакие чудеса не способны изменить, а, тем более, искоренить, устои, закрепленные годами.
Похоже, матери было достаточно моего искреннего негодования, чтобы убедится, что я говорю правду. Она смягчилась и заговорила примирительным тоном:
- Ну хватит, успокойся. Прогони всю эту чушь и возьми себя в руки.
Я пошел на примирение и замолчал. На какое-то мгновение показалось, что бытовая ссора вытеснила тревогу и страх, но они вернулись и завладели мыслями.
- Давай я сделаю тебе чай, а потом ты пойдешь спать, - предложила мама.
Выпив чай, я отправился в комнату. Тревога, подобно ватному кокону, окутывала полностью и не давала вздохнуть. Но я всеми силами старался ей противиться, вырваться из плотного кокона и ступить на твердую почву реальности.
Зайдя в комнату, я с опаской оглядел помещение и, никого не обнаружив, пошел к постели. Свет из прихожей, который там никогда не тушили, слабо проникал через дверь с завешенным стеклом, поэтому, потушив общий свет в комнате, я зажег ночник. Бра висела у изголовья кровати и тускло освещала комнату.
Сперва, я лег на бок, лицом к стене, но выдержал так не долго. Меня начал охватывать страх, что незнакомец может подкрасться сзади. Я перевернулся на другую сторону и приоткрыл глаза. И тут же встрепенулся и в ужасе вжался в кровать. Человек в черной рясе сидел на том же месте!
Сначала он не шевелился, но потом резко обернулся ко мне. И я не увидел лица, бра не высветила его. Под капюшоном зияла тьма.
Я ощутил острую боль в мочевом пузыре, но организм сдержался, чтобы не обмочиться. Издав отчаянный вопль, я вскочил с кровати.
Выбежав в прихожую, я хотел было ринуться на кухню, но замер, потому что проход загородил незнакомец. Ножа у него теперь не было (по крайней мере я его не видел) и он не шевелился.
Я не знал, что делать, куда бежать? Все же инстинкт самосохранения подал мне подсознательный импульс, я развернулся и бросился назад по коридору к другой комнате.
- Стой! - вдруг прогремел голос.
На удивление я остановился. Не знаю, это было мое решение или же влияние неких темных сил, которым теперь подчинялась моя воля, но я тут же застыл и обернулся.
- Хватит убегать. Все равно ты уже никуда не денешься, - продолжил ледяной голос более спокойно.
При этих репликах капюшон незнакомца оставался неподвижным, словно он не произносил их. Складывалось впечатление, что слова доносятся отовсюду. К тому же, несмотря на хорошее освещение, я до сих пор не видел лица, будто его там не было.
- Наконец-то ты мне попался. Как же долго я тебя искал, - продолжал человек в рясе.
Несмотря на скудные эмоции, в большей степени голос был бесчувственным и каким-то отрешенным, точно радиосигнал из другого мира.
Сердце сжали стальные когти. К ужасу добавилось замешательство от услышанных слов, значение которых начало постепенно доходить до затуманенного сознания.
- А, ты не понимаешь, - как будто прочитав мои мысли, сказал незнакомец. - Конечно, в этом вы все одинаковые. Все забываете и, когда приходит момент, не понимаете о чем идет речь. Но не волнуйся, я не оставлю тебя в неведении. И не потому, что ты этого заслуживаешь, ты не заслуживаешь ничего хорошего. Просто мне нравится играть в человека. Перевоплощаться в вас, говорить в вашем стиле, заключать все окружающее в скупую схему, как это делаете вы.
Только сейчас я осознал, что не могу двинуться с места. Неведомые силы приковали меня к полу. И теперь я не сомневался, что это против моей воли.
Неожиданно я оказался у себя в комнате, сидящим в кресле. Это произошло мгновенно, как телепортация. Я уверен, что не перемещался обычным способом. Незнакомец восседал на мягком уголке за столом напротив меня. Он тоже не приходил сюда, он здесь уже был. Контуры его силуэта чернели на фоне тусклого света, льющегося из ночника. Я сидел в оцепенении, а незнакомец продолжал:
- Я, на самом деле, не разговариваю с тобой. То есть, все, что ты слышишь не произносится словами. Я доношу тебе это в мозг и оформляю информацию на понятном тебе языке и с помощью понятных для тебя выражений и словосочетаний.
У вас, людей, есть такая фраза: "Дорога в ад вымощена благими намерениями". Шикарное высказывание. Так же, как и - "За все когда-нибудь придется платить". Тоже отлично. Подобные фразы порождало каждое поколение в тех или иных интерпретациях, но смысл оставался приблизительно один. И есть у вас одно величайшее заблуждение, в которое до сих пор слепо верит слишком высокий процент ваших представителей; тешит себя этими иллюзиями и убегает к ним от вашей реальности. Это религия. Христианство, ислам, буддизм, иудаизм - это основные потоки, от которых идет множество ручейков и маленьких ответвлений.
Когда-то христианство было единой религией, но затем разделилось на православие и католицизм. А позже лютеране отвергли и то и другое, и создали собственную религию, которую после стали называть протестантством. Она была с новыми законами, которые, тем не менее, не подрывали основных, фундаментальных законов христианства и, соответственно, являлась ответвлением от него. Потом из этого появились баптисты, адвентисты, пятидесятники, пуритане и многие другие. И так с каждой религией и ее ответвлением. Постоянные реформации и обновления.
Это как огромное дерево, из ствола которого растет множество веток. Огромное дерево на опушке вашего мироздания, которое невозможно выкорчевать. Какие-то ветки со временем усыхают, но в другом месте прорастают новые. И мало кто видит дерево целиком, а взоры фанатиков охватывают лишь несколько веток, иногда и одну ветку. Остальные маячат темным силуэтом где-то сбоку и их предпочитают не замечать. У большинства не появляется желания попробовать охватить все дерево, поэтому каждый, кто слепо исповедует одну из религий, уверенно полагает, что его вера самая лучшая, самая правильная. И только ее законы являются истиной, божественным проведением, а понятия всех остальных религий - это фальшь, фикция.
В нынешнее время большинство ваших религий миролюбивые, но ислам до сих пор можно назвать агрессивным. А раньше и христианство было не лучше. Вспомнить истребление язычников... жестокие пытки еретиков... сжигания на кострах.
Здесь незнакомец стал говорить с запинками, выделяя каждую фразу. И хоть я не видел его глаз, мне показалось, что он пристально на меня смотрит из-под мрака капюшона, ожидая реакции на последние слова. Я был в недоумении, в горле неожиданно пересохло. Тогда он продолжал:
- В те времена жестокость у вас процветала и по другим причинам. Там и бесконечные войны, и жесткое правосудие. Но вот религия! Из-за нее погибло очень много людей, потому что религия оправдывала убийство. Уничтожение личностей, которые подвергали сомнениям законы выдуманной веры.
Но самое печальное, что, совершая все эти ужасные вещи, вы считали, что творите благо! Жестоко пытая и заживо сжигая на кострах так называемых ведьм, вы полагали, что такими действиями заработаете себе и им вечное спасение. Что муки искупают грехи. Что многолюдные аутодафе не имеют ничего общего с языческими жертвоприношениями, а являются необходимым завершением очищающей кровавой купели еретика и это - праведное деяние.
- А теперь скажи - это тебе ничего не напоминает? - вдруг спросил незнакомец.
Я был ошеломлен и не знал, что ответить. Не знал, чего он добивается от меня. В голове была мутная каша и я лишь выдавил писклявым голосом:
- Что... вы имеете ввиду?
- А, значит не вспомнил. Ну тогда я продолжу:
Если посмотреть на все это с точки зрения логики, то многое проясняется. Ведь люди всегда стремились систематизировать. Всему дать объяснение, чтобы окружающие явления и предметы как-то классифицировать. Соответственно основным силам - таким, как добро и зло - вы придумали облик. Ведь люди, в первую очередь, личности и привыкли общаться с себе подобными, поэтому, для облегчения контакта, этим силам вы придумали личностей Бога и Дьявола. Так, чтобы к силе добра можно было обратиться, как к себе подобному. Ведь страшно столкнуться лицом к лицу с хаосом необузданных сил, а вот, если верить, что они могут слушать и воспринимать, как ты, то становится намного легче.
До христианства язычники делали еще глупее. Они придавали облик всем силам природы и не только. У них даже Бог земледелия был! Удобно, правда? Они сочиняли про этих богов мифы и легенды и в это тоже много веков верили. Люди нынешнего времени считают это смехотворным, но некоторые продолжают верить в вашу Библию, написанную больше двух тысячелетий назад (по вашему времяисчислению). И будут еще долго верить, пока, возможно, не придет новая сила и не поменяет все раз и навсегда для вас. Конечно, надо же во что-то верить, как вы иногда говорите. Большинство людей всегда стремятся к чему-то духовному, пытаются создать какой-то культ. Но все обстоит иначе.
Человек в черной рясе придвинулся ко мне и в полумраке комнаты продолжал ледяным голосом:
- Вселенная - это самая большая сила, поскольку она вмещает все. Ее границы гораздо шире вашего восприятия. Почти все из вас знают и чувствуют лишь небольшую часть Вселенной, но есть еще множество других измерений, которые находятся от вас в непосредственной близости. Их населяют разнообразные формы жизни: и энергетические, и другие, еще более невообразимые для вашего ума. Белково-нуклеиновая структура жизни только в вашем измерении. А заслонки между параллельными мирами (о которых твердят некоторые из ваших мыслителей) и, порой возникающие в них, дыры (о которых говорят те же) - это все чушь. Нет никаких заслонок, миры по сути неразделимы и существуют все вместе. Вопрос лишь в том, что способно воспринимать ваше тело и с какой структурой жизни оно соотносится. Вот все, что способно, то для вас и существует, а остальное, принадлежащее к другим структурам, за пределами вашей чувствительности. Барьер вы создаете сами, но вы так устроены, тут уж ничего нельзя изменить. А прямо перед вами происходит бесчисленное количество событий, которые вы никогда не сможете увидеть. Многие из них настолько далеки от вашего восприятия, что даже, если бы вы их увидели, никто из людей не смог бы объять своим разумом их значение. Но, тем не менее, все это существует, только не для вас, а для других.
Из кухни донеслись звон кастрюли и звук захлопывающейся дверцы холодильника. Этот бытовой шум словно звучал из другого мира, отделенного от меня не только стеной. Я его услышал, но мое сознание его не восприняло.
- Есть такая вещь, которую вы называете реинкарнацией. Она действительно существует. Правда не только в таком роде, в каком истолковывали некоторые из вас, а также, в еще более разнообразных формах.
Миры перетекают из одного в другой и границы устанавливаются лишь восприятием живых существ. Также вы сами перетекаете из одного мира в другой и границы устанавливаются лишь вашими биологическими процессами. Вы можете плыть по человеческим жизням некоторое время, но, рано или поздно, вам случится перейти в другое измерение и существовать там в образе совершенно иного создания, которое вы сейчас себе и представить не можете. Это может продлиться долго, но, так или иначе, потом вы перейдете в следующее измерение. Затем еще в следующее и так по кругу. Бесконечный круговорот того, что вы называете душой, совершается благодаря переходу по мирам из одной формы жизни в другую. Это и есть подлинная реинкарнация, но это еще не все.
Как вы знаете, во Вселенной все вращается. Спутники вращаются вокруг планет, планеты вокруг звезд, а звезды вокруг центра галактики. Все ходит по кругу - это неизменный закон. И когда ваши ученые расщепили атом, то узнали, что там дело обстоит подобным образом. Внутри есть ядро, а вокруг него вращаются электроны. Эта маленькая система входит в состав молекул, а молекулы в состав всех материалов, из которых состоят планеты, звезды, галактики и сама Вселенная. Но наша Вселенная с сотнями миллиардов галактик - это всего лишь атом другого, гораздо большего мира. А наш атом - это тоже целая Вселенная. Все это имеет такое коллосальное соотношение размеров, что ваш разум пока не способен охватить и миллионной доли этих масштабов.
А самое интересное, что это не предел. Мне кажется, предела нет, хотя, я не могу знать наверняка. Но мне очень хочется верить, что где-то в неизведанных точках есть еще что-то, пока нам недоступное.
Но я точно знаю, что во Вселенной существует одна вещь, которая красной стрелой продевает все миры сразу. Она необходима для урегулирования и сбалансирования сил, и предназначена для людей и других развитых созданий со сложным поведением. Это закон расплаты, он и формирует баланс не физических сил. Баланс между добром и злом. Расплата не только в отрицательном смысле, как возмездие за плохие поступки, но и в положительном, за добрые деяния. А мы - вынужденные исполнители этого закона, поэтому я и пришел к тебе.
Почему-то, я пропустил мимо ушей слова о положительной расплате. У меня "расплата" ассоциировалась лишь с негативом и я ее воспринимал исключительно, как синоним "возмездия". Впрочем, как и все. Поэтому я принялся перебирать в голове все свои проступки, совершенные на столь не длительном жизненном пути. Что же я сделал такого ужасного?
Незнакомец замолчал и, хотя, я не видел его лица, у меня сложилось впечатление, что он испепеляет меня взглядом. Я покрылся холодным потом. В голове промелькнуло многое. Последней гадостью было то, как я несколько месяцев назад избил одного паренька на год меня младше. Он хоть и повел себя неправильно, однако этим не заслужил такой реакции. Да и вообще, я много раз творил жестокость на улице, но ведь не я один. Почему тогда я?
- Нет, это не за те пакости, что ты делал в обществе, - будто прочитав мои мысли, сказал незнакомец. - Ситуация обстоит гораздо серьезнее. Ты слыхал о расплате за грехи предков? - спросил он, опередив зарождавшуюся догадку. - Так вот, такого не существует. Расплату за грехи предков выдумала религия и это такое же заблуждение, как и она сама. Каждый платит исключительно за свои деяния. Это может растянуться на много жизней, но, так или иначе, этого не избежать.
"Так за что же мне расплата?" - промелькнула мысль.
Однако, я не осмелился озвучить свой вопрос, поскольку боялся ответа на него, хотя и не имел понятия, каким он будет.
Вдруг перед глазами возникли странные образы. Пожилой, низкий и коренастый человек с большой лысиной и необычайно суровым лицом присутствовал везде. Он был в черном монашеском балахоне, в таком же балахоне, что и незнакомец, сидевший передо мной. То он находился в роскошных покоях какого-то дворца и что-то втолковывал миловидной женщине с короной на голове. Слов я не слышал, уши застилал какой-то гул, временами переходящий в пронзительный писк. Однако было видно, что человек держится аристократично и деликатно, но говорит твердо. А королева слепо внимала каждому слову и покорно кивала в знак согласия, что, вроде как, не свойственно особе такого статуса.
Далее этот мужчина инструктировал о чем-то нескольких монахов, очевидно, своих подчиненных, которые были в таких же рясах. Причем делал это, горячо размахивая руками и страшно искривляя свое неприятное лицо.
Потом монах сидел на лаве, напротив стола из, грубо вырезьбленных, массивных досок, и записывал что-то на бумаге. Действие происходило в маленькой комнате, окутанной полумраком. Единственным источником света были три свечи в, мастерски выполненном, деревянном канделябре.
На этот раз монах снова был в компании молодой королевы, только теперь с ними был еще и король. Ситуация разворачивалась в тронной зале и, как и прежде, монах полностью ею владел. Он опять что-то втолковывал, размахивая руками, а после достал из-под рясы распятье и начал угрожающе трясти им перед королевской четой. Король сидел молча, так плотно сцепив губы, что они побелели и почти не различались на худощавом лице. Он был явно недоволен происходящим, однако не посмел перебить монаха. Королева же была в ужасе. Глаза ее округлились, а на лице читалось смятение и испуг.
Шум усилился. Иногда это был просто гул, иногда напоминал шипение статических помех на радио. А порой переходил в такой неистовый и душераздирающий писк, точно неведомый композитор затягивал высокую дьявольскую ноту на скрипке. В голове у меня не было ни единой мысли. Лишь шум и образы.
Однако мысли стали возвращаться, словно заполняя собой страшную пустоту, когда я осознал, что сижу у себя в комнате, напротив человека в черной рясе. Первым моим допущением было, что во всех этих ситуациях я видел именно его. Примитивная логическая цепочка возникла на автомате, поскольку они были одинаково одеты. Но не успел я развить мысль, как он заговорил:
- Ты думаешь, что меня видел там? Нет, это был ты.
- Что? - оторопело выдавил я.
- Не веришь?
Его голос, словно обволакивал ледяным кольцом мое сердце. В нем все меньше было человеческого.
- А ты посмотри в зеркало, - сказал незнакомец.
Прежде чем я успел отреагировать, я уже стоял перед зеркалом в коридоре. Я не вставал и не шел, просто оказался здесь.
Как только я увидел свое отражение, мне стало резко не хватать воздуха, будто его весь выкачали из легких. На меня смотрел омерзительный старик с суровым, неприятным лицом и холодными, мрачными глазами. На нем была монашеская ряса, это был тот же человек, что являлся мне в видениях.
Страх черной вуалью окутал меня. Из горла вырвался сдавленный вскрик. После я поднес руки ко рту, будто хотел подавить последующие крики, и стал бессознательно ощупывать свое лицо, пытаясь удостовериться в правдивости отражения. Неужели это я? Нет, это был не я, поскольку отражение не последовало за мной. Старик не шевелился.
В голове у меня снова зашумело. Этот странный гул, временами переходящий в писк, в дьявольскую ноту скрипки.
Не смотря на то, что в коридоре горел свет, он никак не освещал отражение в зеркале. Просто не проникал в него. А само отражение было серым и мрачным, словно сотканным из траурных оттенков. Это был зов или окно из совершенно другого мира, не контактирующего с нашим.
Неожиданно старик выставил вперед руку с распятьем и мне показалось, что рука вылезла за пределы зеркала. Вылезла за пределы своего мира, пытаясь прорваться к нашему. В этот момент дьявольская нота зазвучала так громко, что, казалось, разорвет мне барабанные перепонки. Только прорвет изнутри... и вытечет из сознания. Я отпрыгнул назад и ударился затылком о стену. Голова закружилась, а перед глазами начали сгущаться черные точки. Вдруг я подумал, что мама должна выбежать из кухни на этот шум. Должна спасти меня!
Однако в следующую секунду я снова сидел в комнате. Сомневаюсь, что терял сознание, скорее это было очередное перемещение. Сердце бешено колотилось, я не шевелился.
- Ну что, узнал себя? - спросил человек в балахоне.
Он не насмехался и не глумился, голос был ледяным и ровным. Таким читают приговор.
Я отрицательно замотал головой.
- Нет. - Голос мой дрогнул. - Как это могу быть я?
- Но, тем не менее, это ты.
В голове у меня все смешалось, ни одной цельной мысли, сплошная каша. Неожиданно на поверхность всплыла одна догадка. Она была абсолютно невероятной, просто первое объяснение, которое пришло мне на ум.
- Это что... я в будущем?
- Нет. Это ты в предыдущей жизни. Ты был Томасом де Торквемадой.
Я молчал.
- Ты был Томасом де Торквемадой, Великим испанским инквизитором, который жил в XV веке вашей христианской эры. И ты уничтожил тысячи невинных людей! Тысячи людей были живьем сожжены на кострах, а не один десяток тысяч предавали ужасным, омерзительным пыткам твои "божьи псы" - инквизиторы. И все это было сделано во имя твоей религии! Не спорю, тогда все общество жило так и жестокость процветала. Однако, даже в те времена, сложно найти столь яркую фигуру, за которой бы тянулся такой кровавый шлейф смертей. Он преследует тебя сквозь века и сквозь жизни, и он никуда от тебя не денется.
Я молчал, не в состоянии вымолвить ни слова, и даже, не до конца осознавая, о чем говорит человек в рясе. В голову мне словно напихали ваты, в которой тонуло все четкое и ясное, включая голос незнакомца. А где-то в глубине нарастал неподдельный ужас, будто я, все быстрее, проваливаюсь в черную адову бездну.
- Обычно расплата приходит сама по себе. Вселенная так устроена, что этот процесс оказывает влияние даже на незначительные события ваших жизней. И в этих вопросах не бывает больше или меньше, каждый получает ровно по заслугам. А мы выполняем более серьезные дела касательно вашего вида. Такие, в которых Вселенная бессильна восстановить баланс жизненными обстоятельствами, не выходящими за рамки вашего "естественного" понимания. Я имею ввиду людей, которые погубили тысячи невинных и теперь, как не сложись их следующая жизнь, а втиснуть в нее расплату за такое количество деяний не удастся.
Поэтому я и пришел к тебе. После личности Томаса де Торквемады ты прожил одну жизнь, правда недолгую. Однако, благодаря воле случая, тебе удалось избежать встречи с нами. Но теперь-то мы тебя достали.
Последние слова молотом обрушились мне на голову. И в нынешний момент я находился на дне глубокого черного колодца и маленький кружочек света, где-то далеко-далеко вверху, начал тускнеть, потому что судьба-палач задвигала крышку. Я кричал, но мой крик таял во мраке вечности.
Я всегда любил смотреть на звезды. Они восхищали неприкосновенным великолепием и утешали умиротворяющим безмолвием, а также давали безграничные просторы для необузданной фантазии. Когда смотришь на них, то складывается впечатление, что соприкасаешься с вечностью. Я знаю, что где-то там живет Бог, на звездах. Мне всегда приятно было думать, что он смотрит на нас этим множеством мерцающих красивых глаз.
Но теперь все изменилось. Я лежал на деревянном колесе от телеги, которое помещалось на шесте, под открытым небом. Я был привязан и почти все кости были переломаны, а плоть истерзана до неузнаваемости. Мое тело теперь - кусок кровоточащего мяса, комок пульсирующей боли. Губы пересохли и потрескались от обезвоживания. Временами подлетали птицы и клевали в разодранные раны, тогда я задыхался в жалких воплях. Днем невыносимо жарило солнце, а прохожие плевали на меня.
На дворе стояла ночь и я лежал лицом к небу. И теперь звезды не были похожи на множество добрых глаз Господа. Сейчас это казалось жестокой всесилой, злобно взирающей на мое измученное тело тысячей суровых ледяных глаз из бездонного мрака космоса. Из бездонного мрака вечности.
Мне шел двадцать седьмой год жизни, когда в нашу деревню пришли люди из инквизиции. Буквально через неделю меня арестовали.
Я очень люблю Бога и никогда не хаяла религиозное учение. Уверенна, что Бог меня тоже любит, ведь он всех любит. Я регулярно молюсь, вот только никогда не любила говорить об этом на всеуслышание, в отличии от большинства жителей нашей деревни. Моя мама всегда говорила, что Бог должен быть в сердце, а не на языке и я полностью с ней согласна.
Я была скромной и тихой девушкой. Не сказать, чтобы нелюдимой, но я никогда не могла подобрать ключ к общению с другими, никогда не находила нужных слов. Господь не наделил меня хорошей памятью и большой храбростью. С памятью у меня была вообще беда, я действительно многое забывала. Я помнила, как разжигать огонь, как чистить картошку, как вспахивать огород, но могла забыть, что было вчера. Мама всегда с этого по-доброму смеялась и подбадривала меня. Говорила, что главное помнить, как работать, тогда не пропадешь. Но мама умерла два года назад…
Когда меня привели на суд и вызвали двух свидетелей, я их даже не узнала, хотя уверенна, что они были из нашей деревни. Кто же еще мог на меня донести и выдумать те гадкие вещи, в которых меня обвинили. Я отказалась признаться в том, чего не совершала. Тогда инквизиторы подвесили меня на деревянной балке за связанные сзади руки, а к ногам еще привязали колоду. Сначала мышцы, а потом и все тело, стало пронзать такой острой болью, что я корчилась и кричала без перестану. Так я провисела не один час. Боль была постоянной и невыносимой до головокружения. В итоге я потеряла сознание.
Пришла в себя от ведра ледяной воды и меня снова подвесили в той же позе. Грудь мою сотрясали сдавленные рыдания и охрипшие крики, но я не признавалась в том, чего от меня добивались. Вместо этого я молилась. Молила Господа Бога нашего, чтобы он избавил меня от этих страшных мук. Спрашивала Его: за что мне выпала такая участь? Но Бог мне отвечал безмолвием. Здесь не было Бога. Были только его озверевшие "псы" и мрачные стены камеры пыток, покрытые потемневшими пятнами засохшей крови еретиков.
Меня окунали в реку. Была ранняя весна и вода ледяная. Когда я начинал задыхаться, меня возвращали на поверхность. Так они проделали множество раз. В глазах у меня темнело от удушья и изнеможения. Потом меня оставляли связанного над водой на час-другой, пока мое тело не начинало покрываться коркой льда. После все повторялось заново. Так длилось больше суток.
Они зажгли костер. Я дико кричала и извивалась. До последнего мгновения жизни, сквозь свои крики, я слышала хор толпы. Толпа скандировала: "Сжечь ведьму!"
Я сгорала на костре. Я сгорала на костре. Я сгорал на костре.
https://litres.ru/dmitriy-gennadievich-fedushin/chelovek-s-tauschim-licom/#recenses
https://re.mybook.ru/author/dmitrij-gennadievich-fedyushin/chelovek-s-tayushim-licom/
Добавить комментарий